Три страны света - Страница 225

225

– Горбун, казалось, не помнил, что говорил; слова невольно срывались с его языка. Сару возмутила такая фамильярность; она слушала его с удивлением. Часто и прежде говаривал он ей о своем рождении, о своей жизни; но Сара не понимала, к чему клонились его речи.

– Послушай, ты, кажется, забываешься, я вовсе не расположена выслушивать горести и страдания моих слуг! – презрительно сказала она.

Злоба одушевила печальное лицо горбуна. Он тихо сказал:

– Я думал, что моя преданность…

– Ты разве не доволен платой? – перебила его Сара.

– О, пощадите, пощадите меня! – проговорил горбун плачущим голосом и закрыл лицо руками.

Брови Сары нахмурились, она гордо подняла голову и спросила:

– Ты имеешь человека, у которого я могу занять денег?

– Да! – самодовольно отвечал горбун. – Вы будете иметь денег, сколько вам нужно.

Сара вздохнула свободно.

– Завтра же чтоб деньги были посланы в Италию! – сказала она.

– Так вы согласны? – радостно спросил горбун.

– Ты глуп! – запальчиво воскликнула Сара. – Я решительно ничего не понимаю. Ты говоришь, что у тебя есть человек, который мне даст денег взаймы?

Горбун кивнул головой.

– Он бескорыстен, он хочет… Но чего же он хочет? О каких условиях ты все твердишь? Что это за человек?

Сара горячилась.

– Этот человек…

Горбун остановился, как будто стараясь собраться с силами.

– Этот человек, – продолжал он глухим голосом, – не хочет ничего, что вы ему предлагали… Одного, одного желает он…

Горбун опять; остановился.

– Чего? – резко спросила Сара.

– Вашей любви! – быстро отвечал горбун. – Что я говорю: любви? Нет, один взгляд… одну ласку… и ему довольно! Ему нужно другого счастья!

Горбун забылся. С лица его исчезло нерешительное и страдальческое выражение. Оно дышало страстью. Смело, глазами, полными любви, смотрел он на Сару.

Сара вспыхнула.

– Как ты смел сделать мне такое предложение? – воскликнула она, окинув его с ног до головы презрительным взглядом. – Что за человек, который так дерзок, что считает возможным такое условие?

Сара затрепетала. Мысль: не тот ли, о ком она не перестала думать, снова хочет воротиться к ней, – как пламенем обхватила ее.

– Я хочу знать, кто он такой? – настойчиво повторила она.

Испуг и смятение выражались в лице горбуна. Он дрожал и молчал.

– Говори! – гневно закричала Сара.

Горбун упал на колени и, сложив руки на груди, отчаянным голосом произнес:

– Я!..

Силы его оставили, и он упал лицом к полу.

Дикий, пронзительный хохот, полный бесконечного презрения, пронесся по всему дому. Будто оглушенный им, горбун быстро поднял голову. Сара, с пылающим лицом, стояла посреди комнаты и продолжала смеяться. Слезы появились у ней на глазах; она старалась сдержать свой смех, но, увидав лицо горбуна, расхохоталась еще громче и презрительней…

Злоба придала силы горбуну и подняла его с колен.

С бешенством смотрел он на Сару.

– Боже мой! Ха, ха, ха!

– Это я так рассмешил вас? – сурово спросил горбун.

– Что? Ха, ха, ха!

И Сара махала ему рукой, чтоб он поскорей ушел. Он заскрежетал зубами и грозно произнес:

– А! Так вам смешна моя страсть! Знайте же, что ваша участь, ваша честь в моих руках!

Хохот Сары быстро прекратился.

– Ты с ума сошел?! – высокомерно спросила она.

– Нет! Мое безумие было бы спасением для вас… но я в полном уме! Повторяю вам, что честь вашей фамилии, все в моих руках! Смейтесь теперь!

Сара побледнела.

– Негодяй! – сказала она презрительно.

В одну минуту страшная пергмена совершилась с горбуном. Он отчаянно вскрикнул и, кинувшись к ногам Сары, жалобно простонал:

– Сжальтесь!.. Не бойтесь меня, – продолжал он тихо, стараясь схватить ее руку, – не бойтесь! Клянусь вам, что никто, кроме нас, не будет знать нашей тайны. Я убью себя после минуты счастья, чтоб тайна погибла вместе со мной! Да, если мое существование будет тревожить вас, одно слово – и я лишу себя жизни! Вспомните, что вам предстоит, вспомните, что вы должны будете дать отчет вашему сыну за позор вашей фамилии…

– И все это я должна купить моею честью? – в ужасе, будто рассуждая сама с собой, прошептала Сара. И снова хохот, подобный дикому плачу, огласил комнату. Лицо Сары пылало стыдом и ненавистью; глаза сверкали злобой, ноздри расширялись.

– Вон, вон отсюда! Вон с глаз моих! – грозно закричала она, топнув ногой.

Горбун с отчаянием осмотрелся кругом и не двигался.

– Говорю тебе: вон отсюда!

Горбун решительно махнул рукой и встал.

– Я сам желаю оставить ваш дом; но помните, что вы в моих руках, – медленно проговорил он и вышел с поклоном. Сара проводила его презрительным смехом…

Горбун прибежал в свою комнату. Смех Сары продолжал звучать в его ушах. Он прятал голову в подушки и рыдал, как безумный, наконец кинулся к столу и достал маленькую скляночку. Долго он смотрел на нее то с любовью, то с ужасом; кончилось тем; что он снова спрятал ее и начал ходить по комнате. Он говорил сам с собой, размахивал руками, бил себя в грудь; лицо его то бледнело, то вспыхивало. Так прошло два часа. И в доме и на улице была совершенная тишина, все спало кругом.

Горбун раскрыл окно; холодный ночной воздух пахнул ему в лицо; неподвижно стоял он перед окном, устремив вдаль свои горящие большие глаза. И понемногу укрощалось дикое выражение его лица; злоба исчезла, оно сделалось страдальчески кротко, слезы потекли по щекам горбуна. Долго стоял он в раздумьи, наконец кинулся к бюро, достал множество банковых билетов и выбежал из своей комнаты. Тихо, на цыпочках, подкрался он к дверям Сары и стал прислушиваться. Огонь виднелся из щели. Горбун слегка постучался в дверь.

225