– А деньги получили? хе, хе, хе!
– Нет.
– Вот молодость! – воскликнул горбун, недовольный добродушием девушки. – Денег не получили, – прибавил он резко, – а расписку мне отдали; ну, как я вам не отдам теперь денег, а?
И лицо его приняло такое решительное выражение, что Полинька побледнела.
– Как можно? – возразила она с испугом.
– Как можно?.. вот я вам покажу, как можно!..
Он гордо поднял голову и грубо проговорил:
– Я не могу, сударыня, дать вам взаймы; извольте прежде заплатить по старой расписке… хе, хе, хе!
Заключив свою грозную речь тихим и гармоническим смехом, горбун придал своему лицу такое добродушное выражение, что Полинька тоже весело улыбнулась.
– Вот видите, какая вы ветреная, Палагея Ивановна! – заметил горбун с особенным ударением на ее имени. – Извольте подождать: я сейчас принесу деньги… Погодите, сейчас!
Он ушел с озабоченным видом. Полинька, утомленная разнородными ощущениями, села и, нетерпеливо ожидая его возвращения, печально смотрела на красную полоску, будто на память оставленную колечком на ее пальце. -
– Вот-с и я! – произнес горбун, остановясь перед ней и подавая деньги.
Полинька протянула к ним руку, но горбун сказал:
– Позвольте! Где расписка?
– У вас в кармане, – шутливо отвечала Полинька.
– Хе, хе, хе! ну, так извольте взять ее. – Он подал ей расписку и продолжал: – Теперь протяните вашу ручку… вот так, хорошо… Вот деньги, а вот расписка.
Они обменялись.
– Вот так нужно обходиться с деньгами, – заключил горбун.
Полинька поблагодарила его и хотела спрятать деньги. Горбун остановил ее.
– По-по-позвольте! Так вы получили деньги?
– Получила.
– Сполна?
– Сполна…
И она остановилась в недоумении.
– Как же вы не считая взяли? хе, хе, хе!
Пересчитав деньги, Полинька смутилась: двадцати пяти рублей недоставало.
– Хе, хе, хе! недостает!
– Да, двадцати пяти рублей.
– То-то, вы, молодой народ! ну хорошо, что на меня напали, а то…
И горбун, не окончив своей мысли, подал девушке двадцатипятирублевую бумажку.
– Благодарю вас, – сказала Полинька и надела шляпку.
– Прошу и в другой раз не забыть меня; рад, душевно рад служить всем, кто придет от имени такой почтенной дамы, как супруга Василья Матвеича.
Полинька раскланялась и вышла. Горбун провожал ее глазами.
Только что Полинька спустилась с крыльца, как четыре огромные собаки яростно кинулись к ней, гремя цепями, которые были так длинны, что собаки бегали по всему двору. Полинька с пугливым криком воротилась. Горбун стоял в прихожей, заложив руки за спину; он встретил ее своим тихим смехом.
– А ваши собаки? – задыхаясь, сказала она.
– Хе, хе, хе! они не кусаются.
– Нет, я их боюсь.
И Полиинька умоляющими глазами смотрела на горбуна. Лицо его съежилось, и он сказал сладким голосом:
– Сейчас, не беспокойтесь. Извольте теперь итти, – продолжал он, дернув за снурок колокольчика. – Желаю вам веселой дороги и прошу вас засвидетельствовать мое почтение Надежде Сергеевне и ее супругу.
– Хорошо-с, прощайте.
– Прощайте! – кричал ей вслед горбун.
На крыльце Полинька встретила рыжего мальчишку; она дружески кивнула ему головой. Он протянул руку и, к великому ее удивлению, жалобно сказал:
– Дай еще: я сиротка, – богу буду за тебя молиться!
– Так ты говоришь? – спросила изумленная Полинька.
Мальчишка улыбнулся и снова жалобно затянул:
– Дай хоть грошик!
– У меня нет больше…
Мальчишка проворно побежал отворить калитку и Полинька подивилась, как искусно час тому назад он притворялся хромым.
– Прощай! – сказала она, остановясь в калитке и погрозив ему пальцем.
Мальчишка глупо усмехнулся и дерзко сказал:
– Смотри же, принеси в другой раз, а не то…
– Что ж ты сделаешь? – перебила его угрозу Полинька.
– Не впущу!
– Как же ты смеешь?
– А так!
– Я скажу Борису Антонычу.
– Да я тебя не впущу: как же ты скажешь?
– Я его знаю; увижусь в другом доме и скажу.
Они разговаривали таким тоном, как будто дразнили друг друга. При последних словах Полиньки мальчишка задумался, потом выразительно произнес: "Ну, так…", но, не кончив фразы, неожиданно толкнул Полиньку в спину и с диким хохотом захлопнул за ней калитку.
Полинька хотела закричать… но осмотрелась: пустота страшная была кругом… и в невольном испуге Полинька почти бегом пустилась домой…
ОТДАЕТСЯ КОМНАТА С ОТОПЛЕНИЕМ
В комнате Полиньки страшный беспорядок: посреди пола чемодан, раскрытый и полууложенный; белье и платье разбросаны по стульям.
Полинька одна в комнате; она то укладывает, то зашивает что-нибудь. Глаза ее немного припухли и очень красны; слезы даже нередко мешают ей шить.
Солнце село. Каждый раз, как на улице стучали дрожки, Полинька подбегала к окну, но отходила с грустью и снова принималась укладывать.
Наконец стук дрожек, послышавшийся издали, замолк под самыми окнами. Полинька отряхнула платье, поправила волосы и кинулась встречать Каютина, который с трудом вошел в дверь, обремененный многоразличными узлами.
– А, насилу! я думала, что ты уж пропал, – сказала Полинька.
Каютин с озабоченным видом подал Полиньке бутылку шампанского.
– Вот я бутылочку вина привез. Разопьем на прощанье. Ах, как я устал! бегал, как угорелый! все торопился к тебе, – уж недолго на… нам… Ну, Полинька, ты, кажется, плачешь?
Каютин подошел к ней и поцеловал ее влажные глаза.
– Если ты будешь плакать, – продолжал он, – я не уеду. Мне тяжело, мне грустно. Нам надо расстаться весело…