– Вы очень скучны; что с вами?
Горбун посмотрел на нее, и в его глазах Полинька прочла бесконечную благодарность за свое ласковое слово. Она ободрилась и свободно продолжала:
– Право, вы сегодня на себя не похожи: отчего вы такой печальный?
Горбун грустно улыбнулся и проговорил слабым голосом:
– Для чего я вам буду рассказывать мои страдания? разве их весело слушать?
– Вы прежде были такой веселый.
– Я был весел для вас… но мне очень тяжело жить. В мои лета невозможно выносить…
– Что же такое случилось! – перебила его Полинька и, отбросив шитье в сторону, с любопытством ожидая ответа.
Горбун молчал. Наконец он с испугом схватил себя за голову и протяжно произнес:
– Меня давит, мне душно!
– У вас болит голова?
– Я весь болен, – слабым голосом отвечал горбун. Он казался самым дряхлым стариком в ту минуту,
– Вам скучно, Борис Антоныч? – Да! – поспешно и тихо пробормотал горбун.
Лицо его вспыхнуло, и он закрыл его руками.
Полинька печально вздохнула и взялась за шитье; в комнате было так тихо, что она могла слышать прерывистое дыхание горбуна. Они молча просидели несколько минут. Полинька задела рукой ножницы, лежавшие на столе, и они с звоном упали на пол. Оба вскрикнули, потом улыбнулись. Горбун нагнулся поднять ножницы, но их не было видно: он стал на колени и пристально всматривался. Полинька немного приподняла платье и прижала к дивану свои ножки. Ножницы показались, и горбун протянул к ним руку; но, увидав ножки Полиньки, он оцепенел… Она хотела встать – и коснулась его руки своей ножкой, которую он с силою сжал. Испугавшись, Полинька быстро опустилась на своё место и поджала ноги, как будто на полу лежала гадина.
Горбун был страшен: он весь уродливо изогнулся, горб его сделался огромен, волосы торчали, как щетина, шеи не было видно, и голова и горб – все слилось в одну отвратительную фигуру, и он в ту минуту скорее походил на чудовище, пораженное красотой женщины, чем на человека.
– Нашли? – спросила Полинька дрожащим голосом. Горбун подал ножницы и прямо смотрел ей в глаза.
Полинька отвернулась и протянула руку; горбун схватил ее и с жаром поцеловал. Полинька сделала движение, чтоб встать, но горбун удержал ее и страстно смотрел ей в глаза.
– Борис Антоныч, что с вами? – бледнея, вскрикнула Полинька.
Горбун ничего не отвечал; он вздрогнул и, как будто испугавшись чего, спрятал свою безобразную голову на колени девушки.
Полинька с отвращением отталкивала его… он целовал ее колени и плакал.
– Борис Антоныч, встаньте! – сердито закричала Полинька, и слезы выступили на ее глазах, и кровь бросилась ей в голову.
Рыдания были ей ответом. Полинька совершенно потерялась. Стараясь оттолкнуть голову горбуна, касаясь с ужасом и отвращением его жестких волос, она дрожала и горела. Стыд, негодование, страх вызвали слезы на ее глаза, и она горько плакала.
Задыхающимся, полным мольбы и рыдания голосом горбун повторял:
– Сжальтесь! сжальтесь над несчастным стариком! пощадите человека, которого никто никогда не щадил!
– Оставьте меня, оставьте! – кричала Полинька всхлипывая.
– О-о-одно слово! скажите хоть одно слово… утешьте старика!
И горбун, весь дрожа, приподнял голову и страстно смотрел на Полиньку. Она с отвращением отвернулась и гневно толкала его прочь, стараясь встать. Но он обхватил ее талию, и голова его упала к ней на грудь.
Переполненная негодованием, захватывавшим дыхание, Полинька вскрикнула, рванулась и привстала.
– Пустите меня! – грозно закричала она.
Горбун ничего не слушал. Он сжимал Полиньку в объятиях, целовал ее платье, обливал слезами ее руки; страшные, отчаянные стоны надрывали его грудь. Он был жалок в эту минуту, он был ужасен. Но Полинька ничего не чувствовала к нему – кроме отвращения. И когда, ослабев, он опустил свои руки, она ловко толкнула его и, вскочив на диван, обежала стол и стала за стулом. Грудь ее высоко подымалась, и, она грозно смотрела на горбуна. Он пытался ее удержать; но силы его оставили, и, как раненый зверь, упал он на диван и судорожно метался, подавляя свои стоны.
Полинька испугалась… Она подумала, что видит предсмертные муки горбуна. Но горбун вдруг вскочил и кинулся к ней с бешеным криком:
– Вы меня выслушаете!
Сложив руки на груди, Полинька смотрела на него умоляющим взором.
Он упал перед ней на колени и тихим, рыдающим голосом проговорил:
– Пощадите меня! дайте мне высказать вам…
Лицо Полиньки быстро изменилось: умоляющая женщина превратилась в торжествующую и кинулась к двери, думая убежать. В ту же минуту бешенство исказило черты горбуна, но он не двинулся с места.
– Я вас не хочу слушать! – презрительно крикнула Полинька у двери и толкнула ее.
Но дверь не отворялась… Полинька толкала ее сильней и сильней – напрасно!
Дверь была заперта снаружи.
Продолжая толкать ее, Полинька с ужасом оглянулась: горбун встретил ее торжествующим, насмешливым взглядом.
Все поняла Полинька.
– Боже мой! – воскликнула она отчаянным голосом.
Горбун засмеялся.
– Ага! вы теперь выслушаете меня! – сказал он.
Полинька вскрикнула и, пошатнувшись, прислонилась к двери, бледная, как приговоренная к смерти…
В тот день, когда происходили события предыдущей главы, часу в десятом утра, Кирпичов, спустившись по теплой лестнице из третьего этажа, где была его квартира, вошел в свой магазин, помещавшийся во втором.
Мы сейчас скажем, каким образом Кирпичов сделался книгопродавцем и обладателем великолепного магазина.