Три страны света - Страница 181

181

Несмотря на общие советы не отдавать Полиньке писем Каютина, Граблин решился видеть ее и отправился в дом Бранчевских.

Швейцарская полна была лакеями. При имени девицы Климовой они насмешливо переглянулись, и высокий детина в гороховых штиблетах грубо отвечал:

– Дома нет.

– Когда же она бывает дома?

– А мы почем знаем?

– Да кто же должен знать? – сердито спросил Граблин, и повышение голоса подействовало: лакеи пошептались, и дюжий детина спросил Граблина довольно кротко:

– А как доложить? кто вы такой?

В эту минуту послышался стук подъезжавшего экипажа. Лакеи пришли в волнение; кто бежал вниз, кто в комнаты, кто прятался за двери. Граблин остался один. Два лакея высадили Бранчевскую из кареты и ввели в швейцарскую. Вместе с ней вошла девушка лет двадцати трех, одетая довольно богато и со вкусом. Граблин слегка поклонился. Бранчевская остановилась и, указывая на него головой, обратилась к лакеям:

– Кто это?

Лакеи медлили ответом; молодой человек поклонился еще раз и отвечал:

– Я имею важное дело к девице Климовой. Не ее ли я имею счастье видеть? – прибавил он, кланяясь молодой девушке.

– Кто это? – гордым и строгим голосом спросила ее Бранчевская.

Вся вспыхнув, она молчала.

Бранчевская тревожно смотрела на нее и ждала ответа,

– Я пришел по делу и сам имею удовольствие только в первый раз видеть их. Моя фамилия…

– Ты знаешь его? – повелительно спросила Бранчевская.

– Нет, – тихо отвечала девушка.

– Я… от господина Каютина… – тихо произнес молодой человек.

Радостный крик вырвался из груди молодой девушки, в глазах блеснули слезы.

– Он жив? – едва слышно спросила она.

– Жив… я имею к вам письма.

– О, дайте, дайте мне их! – с восторгом сказала Полинька, кинувшись к молодому человеку.

Бранчевская остановила ее, заметив сухо:

– Если ты знаешь этого молодого человека, то здесь не место говорить; пригласи его наверх.

Затем два лакея чуть не внесли ее на лестницу, устланную коврами. Граблин и Полинька последовали за ней.

В зале Бранчевская остановилась и, пытливо поглядев на Граблина, сказала:

– Если вы имеете дело до нее (она указала на Полиньку), то прошу вас говорить. Я надеюсь, что не могу вам помешать?

– Я имею письма…

– Письма? от кого? – быстро спросила Бранчевская.

– От очень близкого им человека, – отвечал Граблин, бросив взгляд на Полиньку, которая, казалось, немного была испугана и нетерпеливо кусала губы.

– Да-с… этих писем я давно ждала… мне нужно! – бормотала она, глядя умоляющими глазами на Граблина, как будто просила его помощи.

Он догадался и сказал:

– Кроме писем, должен я вам сообщить по секрету важное дело.

Бранчевская тревожно поглядела на Полиньку и вышла. Проводив ее глазами, они кинулись друг к другу: он поспешно сунулся в карман, а Полинька протянула к нему руку.

Писем было около дюжины. Почти все, кроме двух, были запечатаны. Полинька стала быстро читать их одно за другим. Лицо ее переменно то улыбалось, то хмурилось.

– Эти письма я нашел в бумагах Василия Матвеича, – сказал Граблин, заметив в лице Полиньки изумление.

Она вдруг покраснела и, с досадой разорвав письмо, сказала взволнованным голосом:

– А, меня обвиняют!

И она продолжала читать.

– Мне не советовали к вам нести их.

– Кто? – язвительно спросила Полинька, продолжая читать…

– Да все… ваши знакомые…

Полинька гордо подняла голову и, посмотрев прямо в лицо молодому человеку, твердым голосом спросила:

– Они, верно, вам много дурного обо мне говорили, не правда ли?

Граблин потупил глаза. Он хотел отвечать, но Полинька продолжала:

– Я все знаю, что обо мне они говорят и думают. Они бросили меня в чужом доме и сами потом пишут ко мне, что знать меня не хотят, уверяют, будто я не хочу их видеть, что я поступаю нечестно, что я… Нет, я не буду вам говорить всего! я только вам скажу одно, что я ничего не понимаю, что делают со мною все; я потеряла голову; отсюда меня не выпускают, а там отрекаются от меня. В доме здесь мне скучно и тяжело; но куда мне итти, когда все мои прежние знакомые отказались от меня?

Полинька пришла в такое волнение, что руки ее дрожали; она не могла продолжать говорить. Оправившись, она распечатала последнее письмо и, пробежав несколько строк, в отчаянии опустилась на стул.

– И он тоже! – сказала она с негодованием.

Потом опять стала читать, и негодование все сильней выражалось в ее лице.

Окончив письмо, она разорвала его на мелкие клочки и далеко бросила от себя, отвернулась от молодого человека и тихо заплакала.

– Вы напрасно оскорбились: он, вероятно, не знал, что вы не получаете его писем, – сказал Граблин.

– Он не знал? – с досадой повторила Полинька. – А отчего же я, не получая его писем, не писала ему, чтоб он бросил мое кольцо, которое я ему дала? что я не желаю, чтоб оно было отдано другой? что я не буду ему мешать и постараюсь забыть его? Отчего я его не упрекала, что я скучаю, что он, может быть, загубил мою жизнь, мою молодость? Нет, я ничего и никого знать не хочу! они все против меня! Боже мой!

И она горько зарыдала.

Вошел человек и доложил Полиньке, что Бранчевская просит ее к себе. Полинька отерла слезы, поклонилась Граблину и хотела итти; но он удержал ее:

– Вы позволите мне вам принести письмо, если еще получится…

– Нет, я не хочу: мне и так тяжело! Пусть их думают, что хотят обо мне, теперь мне все равно, если уж и он то же думает! – в негодовании отвечала Полинька.

И пошла в двери, но вдруг вернулась и прибавила:

– Извините меня, я вам очень, очень благодарна. Но мне, мне тяжело!

181