Три страны света - Страница 180


К оглавлению

180

– Нет, она уж не живет, но она четыре года жила… я…

– Где же она? скажите скорее ее адрес, – перебил молодой человек.

– Адрес? как не знать мне ее адреса? да кому же, как не мне, и знать-то его! да я ее и пристроила-то на это место; она, можно сказать, должна век помнить мое усердствие; уж я такое доброе сердце имею! я за зло…

– Хорошо-с, только скажите скорее, куда она переехала? – с нетерпением перебил ее молодой человек.

Девица Кривоногова, рассерженная, что ей мешают перечесть свои добродетели, переменила тон и сухо спросила:

– А вам на что?

– Как! да мне нужно, я имею дело! – отвечал молодой человек, удивленный таким вопросом.

– Какое? что вам за дело? То есть, примерно, вам следует знать, где она проживает или просто так: любопытство? Так я все знаю: я сама видела, как она в каретах разъезжает!.. Да-с, у меня тридцать рублей платила за квартиру с дровами; а я по два месяца денег ждала, бывало…

– Извините, мне некогда слушать, прошу только сказать скорее, куда она переехала? – сердито сказал молодой человек.

Грудь девицы Кривоноговой заколыхалась.

– Я не указчик, – отвечала она с гордостью. – Честью все сделаю, силой – ничего не заставите! Извольте итти, ищите сами, если так!

И, поймав опять собачонку, она принялась сечь ее с новым увлечением.

Молодой человек с минуту стоял, как потерянный.

– Да скажите хоть, где живет какой-то Карл Иваныч? – закричал он, наконец, девице Кривоноговой, которая, повернувшись к нему своей массивной спиной, повторяла визжавшей собачонке:

– Не играй, не играй, не ходи, не ходи на чужой… Да что пристал, прости господи! – ответила она молодому человеку, повернувшись, и потом снова обратилась к своей жертве.

В это время Доможиров надсаживал горло, крича из своего окна молодому человеку:

– Кого надо? кого?

Молодой человек сказал ему, что ищет девицу Климову и Карла Иваныча.

– Погодите, – крикнул Доможиров и сбежал вниз. – Вы ее знаете? – сказал он впопыхах, выбегая из ворот.

– Нет, но…

– Так вы не знаете? а! так вы не знаете. Да она…

В ту минуту собачонка, отчаянно взвизгнув, вырвалась из рук своего палача и пустилась бежать. Девица Кривоногова, забыв свою полноту, с криком пустилась догонять ее, грозно потряхивая в воздухе розгой.

Доможиров позабыл молодого человека и пристально следил за щенком и его преследовательницей; он дрожал, если она настигала щенка, заливался радостным смехом, когда щенок увертывался. И молодой человек невольно увлекся зрелищем, которое давала девица Кривоногова всему Струнникову переулку.

– Ай, кажись, поймает! – с ужасом кричал Доможиров.

Точно, девица Кривоногова схватила уже собачонку за короткий обрубленный хвостик, уже воздух потрясся ее победоносным криком: "Ага!", но вдруг собачонка скользнула между ног девицы Кривоноговой и пустилась бежать назад; а девица Кривоногова, запутавшись в платье, стала на четвереньки.

Доможиров сел у ворот, скорчившись, как будто ему сводило живот, и неистово смеялся.

– Что, упустили? ха! ха! ха! – сказал он, когда девица Кривоногова, подобно полководцу, возвращающемуся с поля проигранного сражения, уныло приблизилась к своему дому.

– Погоди, – пробормотала она сквозь зубы, бросив злобный взгляд на своего соседа. – Я вот повешу ее перед твоим носом, так уж она не будет тебя больше тешить да играть с твоими котятами!

Доможиров повел молодого человека к башмачнику.

Башмачник лежал за перегородкой, бледный, исхудалый.

Узнав, что молодой человек ищет Полиньку, чтоб отдать ей письма жениха, найденные в конторе Кирпичова, он приподнялся и сказал ему слабым голосом:

– Я не советую вам ходить к ней: она… она никого не хочет знать.

И он стал кашлять.

– По письму, которое я прочел, – заметил молодой человек, в котором читатель узнал Граблина, – видно, что она не из таких…

Башмачник быстро вскочил и замахал руками.

– Вот-с все так, – шепнул Граблину Доможиров. – Начнешь дело ему говорить, а он на стену лезет. И ведь как изменился! иной подумает, что он человек пьющий: так извелся!

– – Я раз двадцать был у нее, – начал с жаром башмачник, – меня не пустили, да и никого! Она никого не хочет видеть. А сама… я знаю… да, я знаю! она ходит в шелковых салопах и катается. Вот он, – продолжал башмачник, вздрогнув и указав на Доможирова, – вот он видел ее, поклонился ей, она отвернулась! А что говорит прислуга… Боже мой!

И он закрыл лицо руками и зарыдал было, но кашель помешал ему.

– Я все-таки считаю долгом своим отдать ей письма, – сказал решительно Граблин.

– Не ходите, прошу вас, не ходите! не отдавайте ей его писем: уж теперь поздно, поздно! – умолял башмачник.

– Конечно, – начал Доможиров. – И что ей теперь в женихе? слава богу, не в бедности…

– Замолчите, замолчите! – отчаянно воскликнул башмачник, зажимая уши.

Он бросился лицом в подушки и стал кашлять.

Граблин ушел. Провожая его, Доможиров рассказал с мельчайшими подробностями все, что знал о Полиньке: как она жила мирно и тихо в их переулке, как у ней явился жених, как уехал, как она тосковала, как потом задумала переехать на место и переехавши, не стала принимать никого из старых знакомых, даже свою приятельницу Надежду Сергеевну, которая была ей все равно что сестра. А люди, говорил Доможиров, такие ужасы говорят про нее, что волос дыбом становится: будто она по ночам бегала из своей комнаты! В доме, изволите увидеть, лакеев тьма-тьмущая и барин молодой; говорят, что она приколдовала и самую барыню, и тик морочит ее, что та ничего не видит, какие у них там шашни с сынком, и позволяет ей всем домом ворочать… Да, видно, – продолжал Доможиров, переведя дух, – правду сказано, что худые дела не остаются без наказания: говорят, извелась, такая бледная стала и все плачет… Ну, а уж нам и не след лезть к ней: чего доброго, еще велит и в шею вытолкать. И что стыда натерпелся вот несчастный-то немец, как бегал к ней, пока ноги служили. Люди смеются над ним, потом ее начнут бранить такими словами… Ах ты, господи! вот что наделала, быстроглазая!

180