– Позвольте мне поцеловать вашу руку, – скороговоркой сказал горбун.
Сара засмеялась и гордо протянула ему свою руку. Он жадно поцеловал ее.
– Говори же, скорее! – нетерпеливо закричала Сара, и глаза ее расширились.
Оправясь от волнения, горбун таинственно произнес:
– Скоро приедет… ваш… жених.
– Ха, ха, ха! Да я эту тайну давно уж знаю: я догадалась с первого же дня, зачем меня сюда привезли.
Горбун оторопел и поспешно спросил:
– Вы согласны за него выйти?
– Если понравится, выйду.
– А ваш…
Сара погрозила пальцем горбуну и убежала.
Горбун заметил, что Сара стала гораздо холоднее к Алексису и чаще ссорилась с ним; реже писала к нему; но зато он писал к ней по два письма в день.
Наконец наступил день, когда молодой Бранчевский возвратился из столицу. Немногое было нужно, чтоб он влюбился в Сару: она обходилась с ним холодно и строго, явно отдавая предпочтение Алексису… Бранчевский приходил в отчаяние…
Родители ждали, чтоб их сын сам попросил руки Сары; так и случилось. Молодой Бранчевский, наскучив разыгрывать жалкую роль перед своим соперником, просил позволения жениться на Саре.
Старуха Бранчевская, важно усевшись в кресла, призвала Сару и покровительным тоном объявила ей радостную весть, что Владимир Григорьич просит ее руки.
Сара уже была предуведомлена об этом горбуном; она холодно выслушала Бранчевскую и сказала:
– Я не выйду за вашего сына!
Бранчевская чуть не лишилась чувств: она не могла себе представить, чтоб бедная девушка не польстилась такой партией.
– Я хочу знать причину? – строго спросила старуха, дурно скрывая свою досаду.
– Я его не люблю! – небрежно отвечала Сара, поправляя свое платье.
– Вы безрассудная девочка! – с горячностью сказала Бранчевская.
– Разве только потому, что не люблю вашего сына! – насмешливо возразила Сара.
– Прошу вас удержаться при мне от вашей веселости; наши лета слишком неравны для шуток! – с надменностью заметила Бранчевская.
Сара поклонилась и, выходя из комнаты, пробормотала:
– Давно бы пора догадаться, что мне очень скучно с стариками!
Горбун с трепетом ждал ее у дверей. Сара все пересказала; она была весела и все твердила:
– Я разозлила ее, мне весело, мне страшно весело!
– Вы серьезно не хотите выйти за ее сына? – спросил горбун.
– Кто это тебе сказал? Я нарочно обходилась с ним холодно, чтоб он скорее посватался на мне. Мне уж слишком скучно, я хочу, чтоб мне никто не смел запрещать делать, что я вздумаю. Он богат, а? И без ее денег?
– Да, – отвечал горбун радостно.
– Ну, он будет моим мужем.
– А если она на вас так рассердилась, что будет теперь препятствовать?
Сара засмеялась. Она подскочила к зеркалу, долго смотрелась в него, нахмурила брови, топнула ногой и сказала:
– Я захочу, и он будет моим мужем!
И точно: молодой Бранчевский в ногах валялся у матери, чтоб она позволила ему жениться на Саре, которой Бранчевская не могла простить ее выходки. Отец был за сына, потому что Сара была услужлива и нежна к старику.
Нечего было делать: Бранчевская убедилась, что Сара одна из таких женщин, для которых нет препятствий, и день свадьбы был назначен.
Горбун делал все закупки. Комнаты Сары отделывались с необыкновенною роскошью, Сара и слышать не хотела об умеренности.
– Я замуж выхожу для того, чтоб весело жить, – твердила она.
Горбун уменьшал перед Бранчевской цены разных вещей, чтоб угодить Саре. Страшная дружба завязалась между ею и горбуном; они по целым дням советовались, как что сделать и как провести Бранчевскую.
Молодой Бранчевский уже охладел к Саре; ее характер был ему не по силам, и он чувствовал свое бессилие. Она вечно смеялась над своим женихом. Он стал бояться ее.
Старик Бранчевский опасно захворал. Поспешили сыграть свадьбу. Свадьба была великолепная; невеста, вся в брильянтах, гордо стояла под венцом, и между присутствующими пролетел шепот:
– Она ему не пара!
Горбун ходил, как потерянный; он не сводил глаз с Сары. То убегал к себе в комнату и там рвал на себе волосы, повторяя: "Зачем я не расстроил?", то опрометью кидался в залу и страстно смотрел на Сару.
Гости разъехались, и молодые отправились в свои комнаты. Горбун заранее ушел в старый сад. Он лежал на том самом месте, откуда смотрел на обгорелый дом наутро после пожара. Тяжелые мысли теснили ему грудь. Вспомнил он и свое детство, и свою мать!.. Слезы текли ручьями по его бледному лицу.
Сторожевые доски загудели и вывели его из забытья; он вскочил и пустился бежать из сада. На цыпочках прокрался он в комнату больного старика Бранчевского. Старик не спал от боли и охал.
– Кто тут? – спросил он слабым голосом.
– Я-с!
– Что ты не спишь?
– Я… я имею сообщить вам очень важную вещь, – сказал горбун и близко подошел к кровати старика.
– Боже, что с тобою? Отчего ты так бледен? Не случилось ли чего?.. – тоскливо спрашивал старик и нетерпеливо глядел в лицо горбуна, искаженное страданиями.
– Успокойтесь, я пришел вам сказать…
– Что? Что такое? Говори!
И старик, весь дрожа, приподнялся.
– Ваша невестка… она…
И горбун подал старику пук писем Сары к Алексису.
Старик содрогнулся, голова его скатилась на подушки, и он лишился чувств.
Горбун кинулся из комнаты и, страшно застучав в дверь, которая вела в спальню Молодых, закричал:
– Вставайте, вставайте, ваш батюшка умирает.
В голосе его слышалась радостная насмешка.
Целую ночь весь дом был в тревоге; Бранчевский умирал. Печально провели молодые медовый месяц. Старик был так слаб, что смерти его ждали каждую минуту. Он сидел с горбуном и все о чем-то говорил с ним. Умирая, он взял с него клятву, что тайна о его невестке останется между ними.